Было тихо. Друг на друга не смотрели, говорили отчего-то вполголоса.  Кто курил, кто бренчал на гитаре. Казалось, что в порядке вещей все было только для Пейджа, того подобная тишина как раз устраивала.  Роберт дернул головой, когда Бонзо громко чертыхнулся, послал всех к чертям собачьим и хлопнул дверью. Плант повел плечами. Вероятно, вина нынешней атмосфера во многом лежала на нем и на самом Джимми. Слишком много внимания они придавали подобным деталям, «знакам» и прочему. Плант заставил себя улыбнуться, взял заготовленный косяк, закурил, закинул ногу на ногу и расслабленно откинулся на спинку стула: голова назад, руки безвольно висят вдоль туловища, глаза прикрыты, а на губах легкая улыбка. Им всем надо было расслабиться.
- Да ладно вам. Да, мы все чуть не рухнули в чертову пропасть. Может, это был какой-то урок нам или что-то, не знаю. Но парни, мы все живы и здоровы, хоть и струхнули не на шутку. Завтра… точнее, уже сегодня настает 1967-ой! А послезавтра здесь, в Америке, выходит наш альбом. Верно? – он бросил взгляд на Гранта, тихо выяснявшего что-то по телефону. Тот поймал взгляд, кивнул. – Вот.
Тут вернулся Бонзо.
- Там какие-то горячие девочки рвутся через холл к «Vanilla Fudge и сексуальному гитаристу из группы, которая их разогревает».
- А ко мне не рвутся? – разочарованно протянул Роберт. Он поднял голову и посмотрел на Пейджа.  Вот несправедливость. Девочки того интересовали гораздо меньше, чем гитара и, похоже, ему вообще не было до них дела. А выходило, что любили его больше. И похоже, еще со времен the Yardbirds. Ничего удивительно, впрочем. Наверное, надо больше стонать во врем я «переклички» с Джимом в How Many More Times.
- И почему не Бонзо? Он вот так колошматит по своим барабанам, что, наверное, их всех хорошенько пробирает.
Судя по виду оного, тот был, в общем-то не прочь согласиться.
- ДЖИММИ! Я ХОЧУ ОТ ТЕБЯ ДЕТЕЙ! – донесся в приоткрытое окно истошный женский вопль.
Плант подошел, открыл окно пошире и свесил голову вниз.
- У тебя мощный голос, девочка, займись музыкой! – на этом закрыл окно и объяснился: - Сквозняк и метель. Вы хотите, чтобы Джимми простудился?
И с невозмутимым лицом он подошел к проигрывателю, стоявшему здесь же, в комнате, из стопки пластинок выбрал сборник лучших песен американского топа за прошедший год, выпил немного чьего-то пива. Первыми на сборнике шли Cream с их Wheels of fire. Дерьмо дерьмом, но чтобы развеяться, пойдет.
- Потанцуем? Хм-хм, ла-ла-ла…  - Роберт закрутил задом, стоя спиной к стене.

О Боже, Джимми, какой же ту зануда, когда трезвый! – Роберт возвел очи горе, но послушно выключил. Можно было бы сделать иначе, например, послать Пейджа заниматься всякими интимными вещами с гитарой наедине и не страдать эксгибиционизмом, но это означало слишком скучное завершение вечера. С другой стороны, действовать на нервы гитаристу не хотелось.
Плант просто облокотился о подоконник (и до его ушей все ещё доносились сомнительные призывы с улицы, некоторые адресованные парням из Vanilla) и прислушался, что там наигрывает Джим.
- Это «Killing Floor»? I should have quit you, babe… long…
Он понял, что Пейдж не слушает, и заткнулся, снова своровал чьего-то пива.
- Эй!
- А ты все еще тут? Знаешь этот блюз?
Конечно, Бонзо знал. Глупый вопрос.
- Сыграй это, Джим… Пам-пам-пау—пауууу-пам…
Джонс взял акустику и подсел к ним поближе.
- I should have quiiit you babe,
I should have made it…long ago.
I wouldn't be here, my children,
Down on this killing floor.
(Я должен был уйт-и-и-и от тебя, детка,
Я должен был сделать это давно,
Они не валялись бы здесь – мои дети
На этом чертовом полу.)

Роберт с хитрой улыбкой смотрел на Пейджа. Тот как будто не обращал внимания ни на кого, кроме своей гитары.
- You should have quit your dear babe.
And go with me to river land.
You should have left your jealous babe
And not forget about your friend.
(Ты должен был давно бросить свою малышку
И отправиться со мной в страну, где текут реки.
Ты должен был бросить свою ревнивую девочку
И не должен был забывать о своем друге.)

Бонзо, видимо, уже понял, засмеялся и пошел за добавкой пива, он оценил. Джонс бросил на Роберта всего один взгляд, который Роб прочесть не смог. Но продолжил подыгрывать на акустике басовую партию.
- I wish you had some merci, friend!
No, never-never let me down here the floor.
My children spray all over bed.
Without seeing their mom before… oh, mamma!
(Как жаль, что в тебе нет ни капли жалости, дружище!
Нет, никогда-никогда не бросай меня здесь, на полу.
Мои дети разбрызганы по всей постели,
Они ни разу не видели маму.)

I bring you all I have with me –
You give it back the one you love… yeah, your guitar! Is it honest, men?
God sees – some nights I cannot sleep
I squeeze my lonely lemon hard.
(Я принес тебе все, что у меня было –
Ты все отдал той, кого любишь, да, твоей гитаре! Ребята, это ведь не честно!
Видит бог – порой ночами я не могу заснуть,
Я с силой сжимаю мою одинокую штучку.)

I should have quit you, Jim, sweet baby,
You squeeze and bow me till I lose ‘em that’s not right!
You have no merci, Jimmy, – never had.[b]
And I’m again… so-o lone… - он показал голосом, что закругляется, - [/b]toni-ight…*
(Я должен был давно тебя бросить, Джим, милый,
Ты так терзаешь меня, так дергаешь по мне своим смычком, что я теряю их всех, так же нельзя!
Ты безжалостный, Джими, как всегда,
А я опять один этой ночью.)
Это «tonight» Роберт протянул томно, вытянув вперед шею – над самым ухом Пейджа. К тому времени, как он закончил, Бонзо булькал от смеха. Питер зааплодировал.
- Короче, оставь свою женщину и давай весело проводить время! Я бы еще поджемовал, - он широко улыбнулся, уперся руками о подоконник и обернулся назад. Стекло было залеплено снегом. Наверное, все фанатки Джимми уже ушли – жаль, этот чудный блюз не останется в чьей-нибудь объективной памяти. А с чего все вошло? С тех самых фанаток. Может, Роберт и вовсе не завидовал, а по-детски ревновал, что на «их Джимми» посягают какие-то крикливые малолетки. А ведь могли быть и не они.
«Если он захочет, любой мало-мальски талантливый вокалист согласится петь с ним», - эта мысль чуть было не испортила настроение, но Плант тут же напомнил себе, что никто его пока выгонять не собирался.

______________________
* напевать под любой традиционный блюз типа "Killing Floor". Автор я, на основе "the Lemon song" Led Zeppelin, оригинального негритянского "Traveling Riverside Blues" и пресловутый "Killing Floor" Хаулина винда.

Отредактировано Robert Plant (2012-01-19 19:11:13)

Роберт рассмеялся, видя, что Пейдж оценил. Не оценил бы – его бы тут уже не было. Судя по всему, народ как-то быстро забыл про происшествие по дороге сюда, и это было лучше всего. Плант весь зашелся какими-то хипповыми цветами в душе.
- Разрешаешь? Ты себе уже и на парней-фанатов права присвоил? Никогда не сомневался, что ты сволочь и черт.
Посмеиваясь, Роберт вполоборота заглянул в окно. Ветер, кажется, утихал, а вот снег все еще шел. В комнате стало как-то живее. Уже переговаривались между собой, то Джонс смеялся, то Грант что-то лаконично бросал из своего кресла. И если раньше Роберт на сто процентов чувствовал: они  команда, подобранная, как надо, то теперь его пошатнуло чувство, которое он не сразу распознал. Как будто все эти люди были семьей. А в семье можно творить что угодно: дурачиться, смеяться, плакать, кричать, не бояться показаться дураком. Не ожидать удара в спину. Наверное, он был слишком романтичной натурой, раз испытывал такие эмоции к своим, строго говоря, коллегам. Все они разные, кто-то старше, кто-то младше, у всех разные взгляды, но эти шестеро, что здесь собрались: Пейдж, Джонс, Бонзо, Гранд, Коул и сам он, Плант, - имели нечто общее. От нахлынувших чувств Роберт даже глаза прикрыл и разулыбался по-дурацки, как влюбленный или напрочь укуренный. Это общее называлось Led Zeppelin.
-Хм-м-м…. – ответом Джиму была растянутая улыбка. – И не стыдно тебе так прибедняться? Кто тут тебя мучает? Да о тебе мама родная не заботится, как я. Ну и мне не нужно ничего особенного. Давай просто поиграем?
Обычно такие предложения Роберта – на ночь глядя, после сложного переезда, за восемнадцать часов до выступления – встречали отказ, но бывало и наоборот. Реже, правда. Пожалуй, единственный, кто готов был играть еще больше – вот этот самый Джеймс, который, наверное, скоро окосеет оттого, что постоянно смотрит на мир через собственные кудри, и не иначе.
- Вы бы лучше выспались, - бросил по-отечески Питер, и Роберт ответил ему улыбкой, комментариев к которой не требовалось. Большой Джи махнул рукой. – Ладно, черт с вами. А я пошел спать.
Постепенно расходились спать и другие. А Плант спать не мог! И не из-за того, о чем только что пел, а потому что душа просила музыки. В такие моменты начинаешь особенно ценить то, что делаешь. И с кем ты это делаешь.

Опять этот Перси? Роберт все еще недоумевал, за что с ним так поступили, наградив этой пошлой, на его взгляд, кличкой, но спорить с Джимми сейчас бесполезно. Судя по виду, вчера ночью он исчерпал недельный запас хорошего настроения. Причину можно было и не искать – как считал Плант, Джиму, чтобы впасть в раздражение, даже повод не всегда требуется. Но тот сам объяснился.
- Хм, вот как? Вопли? Честное слово, Джим, это был не я, я спал – Бонзо докажет, - он ухмыльнулся. На взгляд Роберта, они прекрасно провели остаток вечера, и ему-то этого хватало, чтобы сохранить доброе расположение духа на грядущий день.
- Пожалуйста, мне не сложно. Но только при одном условии: если твоя дама тоже постонет. Одному мне не к лицу: аппендицит у меня уже был, на очереди ревматизм. Через полгода тебе будут кидать розы и трусики, а мне – мази от боли.
Он сделал лицо ужасного страдальца, потом улыбнулся и, сложив руки на груди, постукивал ногой, пока им дадут сигнал к выходу. Толпа уже гудела, и Роб хорошо знал, что все эти люди собрались не ради них, а для того, чтобы послушать Vanilla Fudge. Но если они хотели дождаться своих кумиров, им придется вытерпеть шесть песен от Led Zeppelin. на разогрев – Communication breakdown, второй – Вabe, I’m gonna leave you, чтобы девочки расчувствовались, затем – Dazed&Confused, и к ее середине все уже сойдут с ума… так видел сегодняшний вечер Плант.
- Пошли-пошли! – оказывается, их уже подгоняли. Спохватившись, он мотнул головой, обернулся на Пейджа – мрачного, но собранного, улыбнулся ему.
- Удачи нам, ребята.
Сцена не была большой и, как показал первый же прогон, акустика страдала. Но они здесь не ради идеального звука – за этим люди ходят в филармонии. led Zeppelin вышли, чтобы поразить зрителей своей свинцовой мощью, парализующей и сбивающей с ног. Роберт обернулся на Пейджа – тот начал с чего-то неприличного, пробуя свою гитару на отзывчивость, и тут же плавно перевел ее в начало песни. С Communication Роберту было легко начинать – задача вступить вовремя лежала на Бонзо и Джонсе, его же момент лежал на поверхности.  Вообще, что весь этот народ? Он просто кайфовал от музыки, которую играли ребята и сам не замечал, как, невольно подражая Джиму, отгораживается от остального мира волосами.
А вообще, во всем этом был особый кайф, подзаряжавший изнутри. И чем дальше они играли, тем больше заряд. Тем больше ты раскрываешься, открываешь себя людям, как будто хочешь подарить свою душу. На сцене происходило что-то особое. Для Роберта это особое заключалось еще в особой связи между его голосом и гитарой Джимми – самой первой их встречи. С тех пор прошло уже достаточно времени, чтобы он забыл о соревновании «кто кого». Это был особенный дуэт, поддерживавший друг другу. Когда с гитарой случился приступ блюзовой хандры, ей вторил Плант. Когда ему зажимало яйца – та тоже визжала. Когда им обоим было так хорошо, что волосы и  не только волосы вставали дыбом, они вместе стонали и хрипели.
Бывало, Роберт, лежа в постели и тихо покуривая ночью после концерта, как после хорошего секса, с опаской думал, что с Морин ему не бывает так хорошо, как с группой на сцене. Сейчас был один из таких моментов. 
Он завывал нечто невразумительное (нет, нет, на самом деле там был текст, все же знают, да?) в Dazed&Confused, Пейдж снова насиловал свою подружку, а Плант подходил к ним близко, почти вплотную, натягивал шнур от микрофона и свое тело так, что и тот, и другое гудели от напряжения и ловили каждую вибрацию.
Что там просил Джимми? Стонать погромче? Нет, Роберт не только стонал сегодня. Он издавал такие звуки, что треть зрителей, наверное, краснела не от духоты площадки.
«О да!» - выдыхало все его тело, а капли пота с висков Пейджа, когда тот покачивал головой в ритм тяжелым ударам Бонзо, падали на сцену и ботинки Планта. Что, по-вашему, в этом нет ничего? А по мне, так это была почти кровь, которую каждый из них проливал, чтобы получить то, что ждало их впереди.

Отредактировано Robert Plant (2012-01-21 18:35:55)

Где-то на задворках сознания было такое чувство: нет, нет, это не то! Так нельзя. Концерт должен быть для зрителей, а не для тебя, ты сам  можешь получить то же удовольствие на  любой из репетиций, а концерт – для них.  Роберт это понимал, но пока ему было не просто взаимодействовать со зрителями, не готовыми воспринимать конкретно их, не готовыми отозваться на каждый жест со сцены.  Может, поэтому его движения во время выступлений были куда более рваными и закрытыми, чем на прогонах. 
те мне менее, тот факт, что их не освистывали, хотя и встречали прохладно – не первый раз – не менял настроения и восприятия Планта, и не только его.
- Спасибо! Приятного вечера!
Феерия Led Zeppelin на этом заканчивалась. Но не для музыкантов. Уж точно не для Джима.
А Роберт тихо смеялся за сценой.
- Это здорово – то, что мы делам. Вы видели? Они как будто боролись сами с собой.  Только дернутся – и все. Дескать, не дело это – отрываться под каких-то мутных британских новичков! – он снова рассмеялся, потрясывая Пейджем. Какое же это было веселье!

Но уже следующим вечером Плант впервые понял, что значит настоящее веселье по-американски. “Whisky a Go-Go”. Он оправдывал название. Алкоголь действительно лился рекой, а девочки go-go зажигали так, что становилось дурно от счастья. Дым табака и травки стоял густым туманом, можно было потерять голову, просто дыша здешним воздухом. Для них забронировали столик: где-то рядом сидели парни из «Ваниллы»,  будущим звездам мирового масштаба было отведено уютное местечко.
- Охренеть. Просто ох-ре-неть, - это все, что мог сказать Роберт по теме. Он никогда не был в подобном месте, судя по виду Бонзо, тот тоже. А вот остальным шумное увеселительное заведение было вполне знакомо. Как деревенский мальчик, впервые попавший в город, Плант озирался по сторонам. Повсюду был смех и музыка. Он настолько увлекся разглядыванием юных тел танцовщиц, едва прикрытых подобием бикини, что забыл, что нужно сесть за столик.
А его коллег тем временем уже атаковали. В первую очередь, Гранта и Пейджа. К каждому подсело сразу по две девушки.
У Роберта, наверное, было такое лицо, как будто он вот-вот откроет рот и так и будет стоять, пока кто-нибудь типа Бонзо не сделает ему «саичку». Однако…
- А-ао-оэ-э-э… хм. Неплохо тут.
Он все же заставил себя моргнуть (первый раз с тех пор, как они вошли в клуб), широко улыбнуться и найти место своей пятой точке.
«Столько девочек, а я женился два месяца назад!» - бился в истерике разум, быстро поддавшийся очарованию легендарного клуба, пока его владелец закуривал, глядя исключительно в столик.

Роберт не знал, что за ребята бренчали на сцене, но здесь и сейчас это было не важно. Он полагал, что, наверное, клуб, столько знаменитый, принимает не только безымянные команды, но сегодня был день не из таких.
- Что? – рассеянно переспросил он у Джима. Но тот уже отвлекся на очаровательную девушку, которой, на взгляд Планта, было не больше шестнадцати. А может, и меньше. Она заглядывала в глаза Джима с таким восхищением, что вокалист ничуть не удивился, когда его приятель быстро схватил настроение и шально заулыбался. Тому явно льстило такое внимание, словно он был каким-нибудь богом, а эта юная дама – гостьей его личного Олимпа. Плант усмехнулся и припал к бутылке услужливо заказанного для него Питером пива.
Гитарист, конечно, наслаждался и желал того же окружающим, но мысленно Плант вздохнул: «Да что ты можешь знать! Я отец семейства!» …И прочее в этом духе лезло в его светлую голову. Которая светлой оставалась недолго. Чтобы расслабиться, ему потребовалось три бутылки пива и кое-что покрепче. Что это было, он сам не знал, но волоокая темноволосая красотка утверждала, что он не пожалеет. Он и не пожалел. Ни когда пил, ни потом. Дамочка была весьма аппетитной, и слюнки у любого бы потекли. В конце концов… «Морин не узнает, если ты сам ей об этом не скажешь, Роб».
Краем уха он слышал, что блондинка заливала в уши Джима восхищение его игрой. Поначалу Плант был уверен, что она понятия не имеет о музыке, но потом до него дошло, что девчонка не промах. И не одна она. Та, что прижималась округлым бедром к самому певцу, тоже кое-что секла.
- Ну конечно, малыш, это же Whiskey! Мы бы не работали здесь, если бы не разбирались в музыке.
- Да? А что ты думаешь о нас? – поспешил поинтересоваться легкомысленно веселый Плант.
- Вы? Ну, вы конечно же, талантливые ребята, подаете большие надежды…
К тому времен, как мадам Жизель, как она представилась, хвалила «непревзойденную манеру» Роберта «извлекать звуки из инструмента», он уже был достаточно пьян, чтобы усомниться в ее искренности и информированности.
Как-то незаметно ушел и пришел Коул, по столу стали передавать пакетик с чем-то белым.
- Это Лос-Анджелес, Бобби! Лос-Анджелес! - заплетающимся языком смеялся ему в ухо Бонзо.
Очень скоро и самому Планту стало невероятно тепло, по телу словно разливалось расплавленное золото, но от этого становилось так легко и приятно, что все на свете казалось плоской картинкой, не имеющей никакого связного смысла.
- Где вы становились? Поехали к тебе! – выдыхала в ухо Роберта знойная красотка.
- Ко мне? Эй, ко мне?! – тот стал искать глазами сотоварищей. – Джим! Джимми! Эй, чертов Пейдж, чтоб тебя! – он хорошенько тряхнул гитариста за руку, чтобы тот хоть на секунду оторвался от сочных губ своей блондинки. – Я поеду, с ней! Ты понял! С ней! – зачем-то возвестил сей факт очень гордо, и, наверное, продолжил бы активно мешать приятелю, если бы не крепкая хватка Гранта под локоток. Его властный голос раздался совсем рядом:
- Жизель, так? Я запомню тебя. Отвези Перси в его номер и попроси изобразить то, что он делает на сцене, тебе понравится! – вокруг сально засмеялись, но Планту было все равно. Как спасительные острова после долгого плавания перед ним маячили два холма, напоминавшие о Уэльсе и цветущих полях. Выходя из клуба, он оглядывался назад – судя по всему, Пейдж тоже не собирался терять эту ночь впустую.

Жизель была великолепна, очаровательна, приправлена терпким вкусом алкоголя и сладковатым дымом травки.
Видимо, она решила добить Планта, чтобы он чувствовал себя уже не просто деревенщиной, а настоящим зеленым юнцом. В эту ночь он забыл все, что думал о себе. И ничуть не жалел.
Наверное, было не совсем уже утро, когда Роберт проснулся. Жизель спала рядом, свернувшись, как младенец, а в дверь стучали. Кто мог прийти в такую рань? ну разве что Бонзо, коему пришлось эту ночь провести… А черт знает, где ему пришлось!
Натянув трусы, Плант пошел открывать. Попутно от отметил, что голова болит дико, во рту – мерзкий привкус желчи, а еще очень, очень, очень хочется пить. Естественное состояние.
- Где ж ты был всю но… - он прикусил язык, увидев на пороге Пейджа. А глаза сразу открылись без стимуляции прохладной водой. – Чтоб я ослеп, Джимми, ты что тут делаешь?!
Он стоял и пялился на гитариста, забыв даже отойти назад, чтобы пропустить его в номер. И не так чтобы очень заметил, как мимо него выскользнула Жизель.
- Ээ… То есть, доброе утро, мистер Пейдж, добро пожаловать и простите за неподобающий для визита столь уважаемого человека вид. Что случилось?
Ведь если Пейдж пришел утром, похмельный и злой – точно что-то случилось! Роберт стал ковыряться в своей больной и слишком густо наполненной размякшим мозгом голове в поисках какой-нибудь своей вчерашней оплошности. Ничего не было.
Он залез в бар и достал маленькую баночку пива, которую тут же и осушил. Джиму предлагать не стал, памятуя, что тот признает только кофе.
- Что-то с Бонзо? Вроде бы он не заходил ночью.
Если сделать скидку на похмелье и замедленный в этом премилом состоянии мир, то Роберт, прямо скажем, прыгал вокруг Пейджа. Что-то ведь наверняка случилось, так?
- Тебе обчистила карманы та милая блондинка? Наш альбом никто не покупает?
В общем, испереживался весь. А чертов Джеймс все со своим гордым лицом умирающего лебедя. Плант, наконец, сел на кровать, прикурил, передал сигарету гитаристу, прикурил еще одну для себя и сделал попытку успокоиться, заткнуться и постараться не раздражать приятеля. Посмотрел на часы: время еще было.
- Серьезно, Джим, в чем дело? А может, ты просто соскучился или пришел узнать, как я справился с мисс? – он натянуто улыбнулся.

У Роберта в голове случился какой-то разлад. Время… сколько время, кстати? Ок, время два часа дня. Детское время-то еще. Пейдж вчера веселился и пил не меньше его. Теперь пришел. И не говорит, что случилось. Пришел навестить старого друга.
- Джим, не разыгрывай меня, оставь это Бонзо.
От всей мозговой деятельности по поводу явления гитариста голова Планта разболелась еще больше. Он достал еще одно пиво, залез в постель (свою законную постель, между прочим), вытянул ноги и продолжил курить, потягивать пиво, и смотреть на Пейджа, как баран на новые ворота. А тот весь при параде. И ботинки сияют. Как обычно.
- Если на тебя обращать внимания меньше, чем на полуголую девушку, рискуешь оказаться проклятым, - кисло пошутил Роберт. А ведь и правда, он даже не заметил, когда успела смыться дама. Так действовал на него Джим: исподтишка, тенью, заполнял пространство. Чтобы заполучить чье-то внимание, ему не нужно прилагать особых усилий. Роб вздохнул, потер переносицу, закинул одну руку за голову, повернувшись в сторону гитариста.
- Этим похмельем ты выглядишь чуть лучше, чем обычно, - улыбка, когда тот снял очки. К вечеру он будет снова свежим и даже разулыбается не на шутку к концу их выступления, ни единого сомнения. Пожалуй, многим было известно: искренне Пейдж улыбается только в двух случаях: когда он пьян в стельку и когда он ловит кайф от их музыки. А еще музыка заставляла его желать чувствовать рядом с собой тепло. Об этом Плант пока не говорил никому, но, пожалуй, рано или поздно каждый заметил бы, как с течением времени, проведенного на сцене, недотрога-Джимми сам все больше сокращает расстояние между собой и вокалистом, реже – между собой и Джонсом. Иногда Роберту от этого было неуютно – просто потому что он опасался задеть приятеля рукой в эмоциональном порыве. Ну, а еще, не в службу, а в дружбу, скрывая эту странную тягу Джима к людям, постепенно учился активно перемещаться сам, так, что в общем-то и не поймешь, подскочил это он к гитаристу, ускакал ли почти за кулисы или это действительно Джим, слепой и глухой от музыки, ведомый концом грифа гитары, ищет его. Может, и глупость, но отчего-то Роберт считал, что другу совсем не понравится, когда кто-нибудь левый ляпнет, что он так и льнет к своим ребятам на сцене.
- Америка? Хммм…. – он глубоко затянулся и медленно выпустил дым в потолок. – Здесь все по-другому. Принимают намного проще и дружелюбней, чем в Англии. Прощают огрехи. Народ здесь веселый и безбашенный. Все живут в свое удовольствие. Совершенно сумасшедшая страна, - он улыбнулся и покачал головой. – Играть здесь – сплошное удовольствие. Но жить постоянно было бы опасно для здоровья.
Роберт засмеялся, утопил бычок в пепельнице. Не было ли здесь какого-то подвоха? Не в этом ли причина «утреннего» визита?
- Хотел бы я, чтобы дома нас так же принимали. Мне иногда кажется, что они будут выть, визжать и трясти головами, даже если ты запилишь получасовое соло. Нет, даже если все уйдут со сцены, и один Бонзо будет стучать по своим тамтамам! Не знаю, то ли эти американцы вечно под наркотой, то ли они все впитывают в себя, как губка, - он приподнялся на локте. – Что пишут здешние журналы про наш альбом?

От Роберта не укрылся невольный жест  Пейджа, когда тот дернул плечами. Вокалист хмыкнул и потянулся за телефоном. Взяв аппарат в руки, набрал номер рецепции.
- Не смотрю. Хотя я уже сказал, ты выглядишь не самым ужасным образом.
Этот талант Джима мерзнуть может поразить любого, с кем тот едва знаком. Хотя нынешняя американская зима выдалась необычно холодной, а еще постоянные переезды – с ума сойдешь: вчера за окном были сугробы и метель, а сегодня уже  подсыхающие лужи и даже пригревающее солнце.
- Чудная страна, Америка! Отдельный маленький мир!.. – пробормотал, забывшись, а на том конце провода уже ответили. – Эмм… да, доброе утро. Номер 248. Принесите-ка нам кофе… - быстрый взгляд в сторону Джима. Куда это он собрался? Шутит, что ли? – Да, давайте. И тосты - посильнее поджарьте. Ага… ага… отлично, ждем!
Аппарат дзынькнул, когда трубка легла на место, а Плант уже более расслабленно улыбнулся и потянулся.
- Кофе выпьешь – и пойдешь. Ты прогнал чудесную женщину, и теперь обязан позавтракать со мной.
Роберт хитро улыбнулся и включил тв. Не особенно прислушиваясь и приглядываясь к происходящему на экране – этот агрегат нужен был исключительно для фона. Благодаря пиву головная боль начала отступать, и все, что оставалось нужно Планту – отлить и умыться.
- Я сейчас, – бросил он приятелю, и уже вскоре вернулся. Посвежевший и какой-то почти блистательный. В общем, Роберт возвращался в норму. Он не переживал по поводу вчерашнего нисколько – разве что было обидно за Кэт, ту девицу, которая млела от Джима уже три дня (или четыре?), а вчера осталась не у дел. Не было ни единого сомнения: Джимми о ней не вспомнил ни разу. Ах, эти бедные девочки! Сколько их еще будет смотреть грустными глазами на этого негодяя? Возможно, этому стоило посвятить песню - какой-нибудь надрывный полу-блюз. Возможно, думать об этом глупо, не к месту и не по-дружески. Возможно, где-то в глубине души Плант боялся оказаться на их месте.
Очень вовремя принесли завтрак: кофейник, молочник, скляночку с сахаром и кучу тостов, по-американски щедро сопровождаемых большой розеткой с вареньем.
- Джимми, есть какая-то наука, как писать песни? У меня вот одна идея появилась, но черт знает, как ее воплотить.
Роберт не был большим любителем кофе – заказал скорее для Джима, поэтому со сливками ему пошло нормально. И с еще теплым тостом. А вот как воспримет бодрящий напиток Пейдж – вопрос. однако, в здешних гостиницах точно подают кофе в сто раз лучший, чем в любом британском кафе и большинстве ресторанов.
- Чтобы сочинять блюзы о текущих соках любви, большого ума не надо, а вот настоящая песня – …! Чтобы и смысл, и сюжет и все такое… понимаешь?
Это было не просто первой попавшейся темой. На самом деле, вопрос волновал Роберта уже давно – давно для него. Дней так пять он мучился и не решался спросить, а сегодня интересное начало дня, весь такой прибитый и спокойный Джим (на первый взгляд), может, подшутит раз-другой и воспримет всерьез. Планта мучило чувство, что он слишком мало делает в группе - такая «кудрявая поющая голова». И он каждый раз искал способ это исправить, стать незаменимым. По лицу Джима всегда нелегко понять, что тот думает, иногда в его искренности сомневаться не приходилось, каждому было ясно, что центром группы он считает себя - и это правда, не поспоришь, но не забывал ли иногда Пейдж, что группа - это как минимум четыре человека? Довольный собой настолько, что позволял на сцене определенные вольности... Как, например, на прошлом концерте, когда их игра превратилась в какофонию из-за того, что Джонс и Бонзо продолжали играть - в том ритме, той же тональности, а вот гитариста увело куда-то в совершенно другую степь. И если зрители могли подумать: "Вот он, гений новатора-Педжа!", то Роберт от такого немножко охренел и смутился.

Вероятно, Джим имел в виду кое-что другое. Вероятно, Плант этого не понял. Но в его голове «чтобы красиво звучало», принадлежащее Пейджу и Джонсу с их соло и аранжировками отошло на второй план, и стало «красиво звучащими стихами». Которых он никогда не писал. Ну разве что только немного.
- Это общее правило, я  понял. А какие-нибудь приемы? Ты же со многими играл, да в тех же Yardbirds, наверняка, обсуждались тексты.
Плант все жевал задумчиво, глядя на друга. Признаться в своих амбициях – это вообще не проблема, остального тому лучше не знать.
- Может, мне просто мало того, что я делаю, - улыбнулся он, допил кофе и решил одеться. Любимым образом – в футболку поверх трусов. И движений ничто не стесняет, и как бы поприличней и потеплее.
- Ты хладнокровная тварь, - констатировал Роберт, когда Пейдж невзначай утащил на себя одеяло. И это не было оскорблением. – Мало в тебе крови бурлит. Тебе, Джимми, нужно влюбиться всерьез, чтобы с надрывом и бешеным сексом каждую ночь. Гитара – это неплохо, но она тебя заводит только на время концерта.
Такой весь из себя умник и даже психоаналитик. Среди настроенных решительно людей за подобные высказывания в стиле «я не залез не в свое дело, я просто дал добрый совет» можно схлопотать в глаз. К счастью, с Джимом можно быть откровенным. Все они оголяли свои души на сцене, и чем больше проводили времени пред большей или меньшей толпой, тем сильнее крепла связь. Наиболее отстраненным оставался Джонс, но Роберт начинал замечать это и за ним: взгляды, улыбки, понимания в доли секунду. Совсем скоро они начнут действовать как слаженный организм, и тогда больше не будет неожиданностей вроде той, о которой только что вспоминал вокалист. Но с Пейджем у них особая связь, это точно.  Когда тот вдруг приходил вечером в номер Планта и начинал вещать что-то о темных, мрачных и просто таинственных материях, Роб не бежал, не смеялся, не изумлялся. Он слушал с интересом, с каким Бонзо слушал истории о музыкальных похождениях Коула и его подопечных.
задумавшись, Плант протянул руку к тумбочке и стащил с нее подвеску, свой личный амулет.
- Смотри, - держа ее на цепочке, он показал медальон Пейджу. - Без понятия, что за мужик здесь выгравирован, но эта штука защищает меня, это точно. Иногда меня преследуют какие-то чертовы мысли. Например, что мы становимся слишком сильно связаны друг с другом. А еще когда на нас смотрят все эти люди, я боюсь за наши души. У тебя есть какой-нибудь амулет? Носи его чаще, или на концертах, или просто когда мы все вместе. Хотя что я болтаю, ты и сам можешь все это решить.
Роберт тонко улыбнулся и снова закурил. Он не нервничал, не чувствовал себя неуютно – наоборот, был очень расслаблен сидеть сейчас в этой крошечной комнате с Джимом и нести чушь. Не выкурив ни единого косяка при этом.
- Ты точно однажды захочешь от меня избавиться, - вдруг бросил он, неожиданно для самого себя. И тихо засмеялся.

Естественно, только дурак стал бы ждать от Джимми полного отсутствия подвоха, так что, можно сказать, что в плане обучения Роберт отделался малой кровью. Стихи стихами, а вот идея, как преподнести приятелю выполненное «задание», родилась сама собой.  Плант любил иногда  рисковать.
Каждый прекрасно знал, что "некогда" - не более чем отговорка. Джонсу есть когда. Бонзо. Роберту. Да даже Питеру! Однако Плант, как известно, всегда отличался, помимо прочих положительных качеств, воспитанием и определенным чувством такта, и третировать друга на этот счет не собирался. Высказал свое мнение, услышал чужое – до свидания, а через пару лет можно снова поднять эту тему, если останется актуальной.
А что до этого амулета… С улыбкой Роберт наблюдал, как изучает его Джим, трогает, пусть и аккуратно – но прикасается. К чужому украшению, только что заявленному как амулет. И черт его знает, осознанно он это сделал или нет. Правда, тут же Роб невольно дернулся от холода кожи гитариста. Амулет тут же оказался на шее своего владельца.
- Джимми, я не говорил, что моя бабка была цыганкой? Гадания, предсказания и все такое. Этот медальон, кстати, я нашел в ее сундуке…  - одна глубокая затяжка и смешливый взгляд. – Так что  считай шестым чувством, или интуицией, или дурным предчувствием. Может быть, я слишком много тебе перечу? Может, я всегда  веду себя слишком шумно? может, тебе захочется нового звучания? Или ты станешь опасаться за свою независимость? Или я окажусь третьим лучшим другом, которому суждено крупно с тобой поссориться?
«Лучший друг» - это нескромно со стороны Роберта, конечно. Он разгибал пальцы, перечисляя возможные причины, а сам улыбался, чувствуя тяжесть амулета на своей шее. Как бы там ни было, но  Плант был склонен верить во всякую мистическую ерунду, и сейчас его переполнял тонкий восторг, он верил, что теперь защищен Джимом от самого Джима, и ничего не мог поделать со своей очень довольной рожей. И теперь мог почти без опасений высказаться.
- На прошлом концерте ты какую-то какофонию нам устроил. Парни решили не трогать тебя потом, ты бы не в духе, ну а я теперь скажу, - Плант сел на кровати по-турецки с торжественным лицом и поднял вверх руку с зажатой в пальцах сигаретой. – Все знают, что твои соло – это нечто несравнимо-потрясное. Но только ты на сцене не один. То, что ты тогда изобразил, было похоже на потуги 15-летнего парня, впервые взявшего в руки гитару.  У тебя же есть группа. Джонс вообще не знал, куда ему деваться, по-моему, он тупо дергал струны, пока у тебя этот приступ не прошел. Бонзо тоже было сложно подстроиться – какой там ритм к черту?
Роберт засмеялся, сделал последнюю затяжку и затушил окурок.
- Если я делаю такие выкрутасы в постели, Морин бьет меня по лицу и называет кудрявым мерином.

Ба-бах! Взрыв, мир на кусочки, искры, кровь, кишки! Все это могло быть, будь Джимми Пейдж не Джимми Пейджем. Тот считал, видимо, подобные вспышки ниже своего достоинства. Он, как известно, вообще многое и многих считал ниже себя.
Планта как человека открытого и не склонного держать что-то долго в себе, иногда такая манера поведения злила, иногда раздражала, иногда казалась адекватной Пейджу. Ни дать ни взять, сам Джимми, не кривя душой.
тем не менее Роберт поморщился.  Он не видел в своих словах ничего криминального, а вот вспыльчивый Джим, похоже, еще как видел. Задело, значит, за живое. Значит, и ему, холодному и отстраненному, ничто человеческое не чуждо. Да нет, Плант это знал и раньше, дружбу тот ценил, это точно.
на счастье, Роберту хватило ума больше ничего не вставить, а замереть и почти не дышать. Ну так, чтобы Джим если не остыл, то почувствовал себя в безопасности от возможных нападок, выраженных в устной и может даже шуточной форме. А что до колкостей, сыпавшихся со стороны гитариста – так то привычное дело, да и понятное. Он обижен – надо как-то реабилитировать свою гордость.
В общем, свято веря, что Пейдж есть Пейдж и сего скачкообразным настроением ничего поделать нельзя, Роберт смирился. Если обращать внимание на каждое эмоциональное шатание Джимми, можно преждевременно состариться.

Вот только в планы Планта (пардон за каламбур) не входило, что гитарист откажется с ним общаться за пределами сцены вплоть до своего дня рождения. Вся эта история стала превращаться для Роберта в соревнование. Каждый день из этих пяти он пытался выдать что-то такое, что заставит Джеймса ответить на реплику товарища по группе, засмеяться или просто  улыбнуться. Или кинуть стакан. Или разбить бутылку о кудрявую белокурую голову. В общем, Роб провоцировал Пейджа. Но не подействовало ни исполнение поэмы собственного сочинения «Мой друг Джим – редкий кретин» на репетиции вместо «Communication breakdown» на репетиции, ни сигареты, в которых вместо табака была коричневая бумага (спасибо Бонзо за креативную мысль и посильную помощь), ни официальное объявление во время концерта «Джимми Пейдж, гитара и власть над жалкими душонками!» Я уж не говорю о менее значительных выдумках. В общем, к 9-му января 1969 г. Роберт Плант немножко выдохся, чуть-чуть разочаровался и вообще устал. Посему решил прибегнуть к не слишком-то изобретательному и высокоумному делу: он нашел девушку из тех, кто будет присутствовать на вечеринке, и выбрал среди них лучшую из лучшую. Если Джимии считал себя центом мира, то эта девушка была центром секса. Настоящая звезда рок-н-ролльной тусовки по имени мисс Памела. Роберт знал об интрижке, возникшей у Джима стой девочкой в клубе, Кэтрин, но кажется, гитарист забыл о ней уже на второй день. А мисс Памела была не из тех, о ком быстро забывают. В другом случае Роб и сам бы за ней приударил, но у него был план. Лучшая из лучших должна соблазнить лучшего и лучших, и… а уж дальше она договорились так: девушке подскажет интуиция. Либо она бросит Пейджа где-нибудь в шаге от постели, либо, если почувствует, что запала ему в душу – не станет отвечать на звонки от «Мистера Пейджа» и приглашения в его номер.
Наверное, бабушка Роберта была плохой гадалкой… Впрочем, об этом позже. А пока все поют «С днем рождения, тебя» и выносят для Джима торт, а к этому торту остреньким – мисс Памелу:
- Мисс Памела, специальный подарок для именинника от «номера третьего»! – народ одобрительно загудел. Мисс Памела к кому попало не являлась! Плант полагал, что добрая половина приглашенных решит, что этим жестом он просит прощения у Пейджа. Плант рассчитывал, что так решит Пейдж. Плант рассчитывал, что Пейдж придет к нему завтра, послезавтра или через три дня с разбитым сердцем и ополовиненой бутылкой, и на этом бойкот закончится.
А пока он сидел между Грантом и Джонсом, как вельможа в опале, и прижимался к теплому гиганту, то и дело вышептывая у него:
- Должно же сработать, да? Питер, сработает же?

Роберт не долго оставался трезвым – на празднике грех, но у него было не самое лучшее настроение. Во-первых, девушка Джиму очень понравилась – он от неё ни на шаг не отходил, вернее, не отпускал.  Что тут плохого, спросите вы? Ну явно не это. Плохо, что за такой подарок он не что не поблагодарил Роберта, он про него вообще не вспомнил!  Зная Пейджа можно было предположить, что вспомнил и не раз, но снова, как и все дни до этого, намеренно игнорировал. Те не менее, Роб надеялся, что уже этим завоюет прощение, а дальнейшее запланированное расставание только убедит Джимми в мысли: старый друг лучше всяких сук.
тем времнем Бонзо интересовался, почему это Роберт выбрал именно ее.
- Ну, Бонзи, видишь ли, обычно Джим выбирает тощеньких блондинок с грустными глазами, потом кидает, потом снова находит такую… О мисс Памеле говорят, что она покорит любого и знаешь, я не стал бы спорить. Хищница, говорю тебе!
в голосе Плант звучал восторг и капля ревности. К кому? вопрос!
- Ты видел, как она выступает с GTO’s? По-моему, лучше Памелы там нет никого.
Скоро Бонзо надело слушать, какая дама прекрасная и как она не провалит гениальный план Роберта, и как все вернется на свои места. Уши менялись, народ пел, плясал, орал, целовал именинника, а Плант тоскливо висел на крепкой шее Гранта.
Пейджа решено было качать. Гости собрались тесной кучей, готовые принять на руки звездного гитариста.
- Смотри, не описайся от счастья… - ворчал Роберт себе под нос. А судя по лицу Джимми, тот мог. Глазки-щелочки, все 32 зуба сверкают и если прислушаться, можно даже услышать его смех.
Роберт качать приятеля не пошел, он догонялся. Он тоже хотел тискать за сиску какую-нибудь мисс и писать кипятком от счастья. Выпито и употреблено было немало. Коул был идеален в своей роли – Плант вообще не замечал его. Зато замечал, как меняется мир. Замедляется, затихает и смещается центром. Роберт пополз по коленям Питера сверху вниз, оставшись почти незамеченным.  По-пластунски он шнырял под столами, пока не достиг места виновника торжества. … Кто это там засмеялся?
- О, милая, я буду твоим верным псом, да, но только не сейчас! – пояснил со всей серьезностью случайно даме и узрел дрыгющий ботинок Джимми. Эти ботинки ни с чем не спутаешь! Роберт хорошенько примерился и тяпнул Джима зубами аккурат за торчащую из-под брючины лодыжку. Несильно. А потом приподнялся, положил ладонь на одно колено Пейджа, а голову - на другое, к которому тесно прижималась Памела.
- Здравствуй, Джимми, - с какой-то прыгающей интонацией. Как будто спрашивая, а можно ли? Здороваться-то?

В принципе, если бы Роберт был чуть более пьян, когда думал, как же ему помириться с Пейджем, он бы опусти первую часть и вспомнил о почти женской слабости Джима к красивым жестам. Он бы даже мог дойти своей головой, что для Джимми покусывание за лодыжку есть тот самый красивый жест! Но к сожалению или к счастью судьба распорядилась иначе. И пока Пейдж одной рукой тискал даму, которой суждено было стать официальной группи (чит. наложницей) Джимми Пейджа на ближайшие почти четыре года, под его второй рукой подвывал закинувшийся кучей разной хрени Плант.
- Джимми, я очень, очень, очень, очень… - пока перечислял, забыл, что хотел сказать. – Эм-м… ах, да! Так вот, я очень соскучился по тебе, Джимми. Никто не приходит ко мне по утрам прогнать девушку и отнять одеяло, никто не цепляется за меня после концерта, никто не передаёт привет моей семье…
Он как будто мог ещё долго продолжать эту песню в духе «ах, Джим, ты бросил нас уже семь лет назад, и мы никак не придем в себя!»
Роберт все еще под столом, и если подумать, то все это выглядит чертовски двусмысленно, но ему плевать, он не оценил бы шутки. Плант сам не понимал, насколько ему не хватало мрачного и молчаливого присутствия Джимми рядом: даже находясь в одном помещении, он ощущал непробиваемую стену из ледяного стекла, которую установил между собой и своим другом Пейдж.
Но последний требовал тост! А если именинник просит – разве можно отказать? Кажется, в этот вечер Роберт простил Джиму все и готов был со слезами висеть у него на шее со словами «Прости, друг, я был не прав, так не прав!» Конечно, назавтра он бы убил себя за это (поскольку не прав, по его мнению, был Пейдж).
- Налейте мне, налейте, и побольше! Я пью за своего друга Джимми Пейджа! – провозгласил во всю свою мощную глотку Роб, вылезая из-под стола. Он тряхнул кудрями и вскарабкался на оный, вытянув в сторону руку – пока нальют. – И не жалейте! Я готов выпить пинту самого жуткого пойла сегодня в честь него!
Ну, в этом коллективе приключения всегда любили, поэтому Бонзо ловко выдернул подоспевший к Роберту стакан с неразбавленной водкой и сменил его на пивной бокал. А что в нем было намешано, знал только лукавый барабанщик.
- О, то, что надо! Итак, Джим! Джеймс Патрик Пейдж! Я пью эту дрянь… Бонзо, что там? Ладно, ладно… Я пью эту отраву за самого лучшего гитариста в мире! За единственного парня в мире, который способен не только трахаться с гитарой, но и удовлетворять ее! За его безразличную рожу и огонь внутри! За то, каким он бывает на сцене и за то, каким он не позволяет себя видеть никому – или почти никому. Я пью за божественного Джимми Пейджа, равных которому нет! За нашу дружбу! За Led Zeppelin! – Роберт опустился на колени, на этот раз на столе, и оказался лицом к лицу с гитаристом. – Я пью за тебя и за твой пьяный смех, Джим. Я очень скучал по тебе.
закончив на сей трогательной ноте, Роберт снова выпрямился во весь рост, встал в эффектную позу – бедра вперед, грудь колесом, подбородок – вверх, волосы откинуты назад -  и… залил в себя почти пол-литра адской смеси из водки, виски, ром аи еще бог знает чего. В ожидании аплодисментов Плант сложился пополам, кланяясь публике и Джиму, .. пошатнулся.
… Глаза закрыты, а видишь оглушительный калейдоскоп. Это новый мир, новая вселенная поглощает тебя, Роберт… Плач твоей Кармен, твоей маленькой дочки… далекий голос Ширли Уилсон, не забытой, но оставленной ради всего, что олицетворяет Пейдж со своей гитарой… Разгневанная Морин, хлещущая по щекам… Она ли? Оно ли?..
Где был в те минуты совершенного покоя Плант, возможно, имел представление Будда.